Сделай , что сможешь - 1 - Страница 18

Деревенька была, похоже, из сибирских старожилов, говорок уж больно специфичный. Всякие знам, ажно, нету-ка, помогчи. Мне в прошлой жизни довелось немножко с ними пообщаться. В целом понятно почти всё, отдельные слова переиначены, о смысле большинства можно догадаться, но есть и такие, которые без переводчика не поймёшь. Например, числа точно не из России: ну "един" очевидно — "один", "пара" — "два", а "по-пусту" — ну никак не скажешь, что "семь". "Ерахты" — "три', "барахты" — "четыре", "чивильды" — "пять". Машка мне это неделю старательно вдалбливала в голову. Что-то в ней отложилось, но запомнить надо ещё ооочень много.

Вообще-то мой разговорный явно не деревенский, и Софа, и малявка часто на произношение указывали. Так, как я, тут говорят, наверно, исключительно дворяне, и то где-нибудь в Москве или Питере. С одной стороны, конечно, здорово — легче потом сложится общение с сильными мира сего, а с другой — сейчас-то выделяться не следует. Вот и молчу теперь на всякий случай на людях, зато усиленно слушаю.

Когда сестрёнка припёрла к стенке, мол, чё-то я после болезни не такой, как всегда, пришлось сочинить душещипательную историю о том, что во время болезни на меня снизошло… ммм… ну, много чего снизошло… эээ… и вошло. А часть старого вышла, места в черепушке на всё не хватило. И нынче в моей голове каша… ээээ… в смысле, куча новых никому не ведомых знаний. И от этого я лишился части своей памяти, ну заодно и речь изменилась. Воооот!

Наша знахарка, слушая эту ахинею, сначала офигевала, а потом давилась от смеха. Но оставшись со мной наедине, высказала все свои ехидные соображения о моих умственных способностях. Да я и сам обалдел от своей "великой фантазии", очень уж неожиданно Машка наскочила. Ну что скажешь девятилетней девчонке о брате, который ничего не помнит из прошлого, знает массу нового и говорит как неродной?

Софа весело болтала с дедком и даже выглядела помолодевшей. Мне, не слишком привычному к сибирскому говору, было забавно наблюдать за их разговором. Знахарку я понимал полностью, а дедок периодически вставлял незнакомые слова и фразы. В результате беседа на слух воспринималась несколько странно. Но судя по всему, трудностей в общении меж собой они не испытывают. Удивительно: Софа, столько прожив в глуши, не говорит как местные. Сестра вон живет в деревне не из старожилов, а словечек уже нахваталась. Зимой замаюсь переучивать.

Я сидел на трясущейся телеге, прислушиваясь краем уха к болтовне, и размышлял о нашем дальнейшем житье-бытье. Оставаясь крестьянами, нам к лучшей жизни трудно будет пробиться. Надо как-то дворянством обзаводиться. Эта мысль не раз меня посещала после рассказа ведуньи о княжеском семействе Воронцовых. Для дворян сейчас открыто больше дорог, чем для остальных. Само собой, добыть бумаги, подтверждающие благородное происхождение, тяжело, но, думаю, всё же возможно. А что, переедем в город — слишком уж нас здесь хорошо знают — и займёмся "облагораживанием". Ну, а дальше посмотрим.

Стоит попросить Софу взяться за наше обучение зимой, и в первую очередь это касается разговорной речи и манер, ведь многое должна помнить из своей гувернантской жизни. Она, кстати, рассказала про мальчика Натальи Воронцовой. Он всего на пару лет раньше Мишки родился. Воспользоваться этим, что ли? Звали его Александр — как меня в той жизни. Знак свыше, однако. Машку сюда, естественно, только за уши сможем притянуть. Но уши у неё длинные, почти эльфийские, выдержат. И знахарка, надеюсь, поможет, она же до конца оставалась с умирающей. Объяснит в полиции: выжил, мол, Александр Воронцов и вся недолга.

Я порасспросил её о последнем приходе в Красноярскую усадьбу. Так персонал там был уже не тот, что ранее. Приезжала какая-то шишка от старших Воронцовых и всю старую обслугу уволила. Рассчитала, как тут говорят. Оставила нового управляющего, который судьбой ребёнка не интересовался, а услышав о смерти Натальи, захлопнул ворота, ничего не сказав.

Разумеется, всё, что я задумываю, для этой эпохи некрасиво и неблагородно. Но я жил в другое время, и моя совесть молчит. Ммм… Хотя нет, даже рада семейке Воронцовых пакость сделать. Если они забыли о своём благородстве по отношению к дочке, то почему я должен быть благородным по отношению к ним? Нарываться на неприятности я не собираюсь — о происхождении станем говорить тихонечко и в крайнем случае. Хмм… Ох чует моя задница, мексиканских страстей всё равно не избежать. Да и у Софы, боюсь, возражения возникнут. Опять же смерть ребёнка могли официально зарегистрировать.

Можно и с матерью поговорить, вдруг от папани нам какие бумаги о дворянстве достались. Тогда вообще всё в кайф. Правда, отдаст ли она их нам, неизвестно, маловаты мы для самостоятельной жизни. Эх, паспорта — вот головная боль, или что здесь сейчас вместо них?

Пока я размышлял о будущем, дедок успел пересказать Софе все местные новости и теперь травил какие-то байки из прошлого. А мимо тихонько проплывала просыпающаяся тайга. Я так и задремал на мягких мешках под монотонный сибирский говорок, несмотря на тряску. Разбудили меня, уже когда подъезжали.

В село мы прибыли часа за четыре до полудня. Называлось оно Устьянское. Довольно здоровое, уж точно больше сотни домов. Торг найти было нетрудно: наша дорога выходила как раз на окраину, где на берегу реки и скопилась вся толпа торгующих. По моим прикидкам, человек двести — двести пятьдесят.

Перед въездом в эту кучу малу наш дедок встретил старого приятеля.

— Здраствуй, часом братан!

— И тебе, братан, поздорову!